ГЛАВА 46
Советы со стороны
Остаток дня для Коренги ничем не ознаменовался. Эория по-прежнему молча сопроводила его обратно в стан, после чего сразу ушла. Коренга слышал издали её голос: она спрашивала кого-то, как найти Кайрагелла. Должно быть, она хотела рассказать о случившемся. Так было принято на Островах, где сотворивший кровопролитие сразу держал путь к ближнему жилью и выкладывал людям всё без утайки; тех, кто пытался сокрыть свои дела, сегваны отказывались чтить за воинов и свободных людей.
Эория вновь появилась только после полудня и ничего не стала рассказывать о том, где была. Она вовсе не сказала Коренге ни единого слова. Уселась поодаль на бревне и стала обдирать от коры ветку, которую принесла с собой. Это была уже не палка-меч, посрамившая железный меч Ерша, – просто прямая ветка с развилиной на конце. Коренга долго следил, как Эория придирчиво рассматривала эту рогулину, как тщательно закругляла лезвием торцы, и наконец безнадёжно спросил:
– Госпожа надумала сделать пращу?..
Хотя, по его мнению, палка была для этого толстоватой.
Сегванка опять ничего ему не сказала, даже не посмотрела в его сторону. Молча повернулась спиной – и продолжала работу.
Коренга печально призадумался и решил, что понимает, отчего она стала так вести себя с ним. Действительно, кого один раз поймали на лжи, тому ни в чём нет больше веры. Как Эория глядела на него, передавая кольцо с руки, когда вверяла себя его покровительству и защите!.. Коренга уже знал, что будет вспоминать этот взгляд как едва ли не самое светлое, что ему в жизни выпало испытать. Выпало – и минуло, и не повторится, не заслужил.
«Неужели и это – часть платы, взимаемой с Кокориного потомка? Особенно с такого, на которого род возложил изменение своей судьбы?..»
Он подумал про мать и отца, про бабку и деда, проживших жизнь в согласии и любви. У него, Коренги, такого не будет. Теперь он знал это наверняка.
Чтобы не маяться без дела, он снова извлёк из длинного чехла свою летучую птицу и приладил к ней крылья. Потом, желая опробовать, как она поведёт себя без верёвки и ветра, пустил с руки в сторону. Птица сразу запрокинулась и упала, едва не сломав хвост. Торон расторопно подобрал игрушку и принёс хозяину. Коренга посмотрел на полуразвёрнутые крылья своего пса, на крепко сбитое тело и, повинуясь внезапному озарению, прилепил к передней части птицы ком глины.
В новом полёте игрушка клюнула носом, и Коренга решил, что глины нужно убавить.
Ещё он решил, что, когда подберёт правильную величину комка, то вылепит из глины человечка, это будет забавно.
Тут появились слуги арранта Эвриха – чернокожие мономатанцы, парень и девка. Они принесли с собой большой тюк пёстрой ткани и несколько кольев и объявили, что будут ставить палатку.
– Это подарок, – весело пояснил парень. – Наш великий и величественный господин счёл, что негоже почтенному дедушке ночевать без крова над головой!
Старик Тикарам только укоризненно покачал головой, кажется, забота Эвриха его совсем не обрадовала. Они с внучкой передвинули свои пожитки освобождая место для шатра, и устроились рядом с Коренгой. Потом Тикира взялась помогать чернокожим. К ней присоединилась Эория.
Коренга слепил из глины человечка, хотя ещё не был уверен, что его не придётся увеличивать или уменьшать. Потом сплёл для человечка корзинку-гнездо из полосок коры, содранных Эорией с рогульки. Подвесил его к птице…
Тикарам сидел рядом и притворялся, будто рукоделие Коренги совсем не занимало его. Если бы молодой венн впервые видел его, он, может, и поверил бы. Но после нескольких дней, вместе проведённых в дороге, мнимое безразличие старика уже не обманывало его.
– Посоветуй, почтенный, – обратился он к Тикараму. – Как бы мне сделать, чтобы эта птица в полёте не шарахалась в сторону и вверх-вниз, а плыла в воздухе ровно, словно парусное судно по морю?
Он упомянул о море и о парусном корабле больше для того, чтобы услышала Эория, но вместо сегванки к нему обернулась чернокожая.
– Больно уж ты горд умом, чужестранец, – надменно проговорила она. Коренга запоздало рассмотрел блеск драгоценного ожерелья и столь же запоздало сообразил, что для подобной заносчивости наверняка имелась причина, причём куда как веская, а девушка продолжала: – Ты, я вижу, хочешь добиться, чтобы твоя игрушка парила сама по себе, без помощи верёвки и ветра! Неужели ты надеешься, будто у тебя что-нибудь выйдет?
– Я не надеюсь, прекрасная госпожа, – сказал Коренга. Девка в самом деле показалась ему очень красивой, хотя её красота была непривычна северному глазу и, пожалуй, слегка даже пугала. Не чуждостью, нет; в девке подспудно ощущалось нечто очень опасное. – Я просто мастерю потихоньку и смотрю, вдруг получится толк. А что, кто-нибудь уже пытался сделать подобное, и ты видела его неудачу?
В том, что именно она сцапала галирадского крадуна, никакого сомнения не оставалось. Как и в том, что «живому узорочью», отнятому у неё Эврихом, здорово повезло.
– Не видела, поскольку разумные люди знают предел и не посягают на невозможное, а оттого и неудач избегают, – фыркнула мономатанка. – Птиц вроде твоей не построили даже горные нарлаки Ирезея, умеющие взлетать к Солнечному Огню!
– Что?.. – Коренга подался вперёд, уже ощущая зов искушения даже сильнее того, что борол его в Галираде, у лотка с книгами. Умеющие взлетать!.. Он не припоминал описаний подобного дива в книжке-всезнайке, что вела его за собой в странствии. Будь оно там, уж он бы не пропустил! Коренга даже заподозрил, не придумала ли девка этот Ирезей прямо здесь и сейчас, затем только, чтобы его подразнить.
– Расскажи, дитя, – неожиданно попросил Тикарам.
Ему ответил чернокожий парнишка.
– Это там, на востоке. – Он с добродушной улыбкой махнул рукой в сторону горизонта. – Здесь повсюду чтут Священный Огонь, ну а люди тамошнего согласия признают Солнце за самый старший Огонь, главенствующий над прочими. Мы там были с хозяином… В Ирезее правда строят больших коробчатых птиц, способных поднять человека. И взлетают на них, чтобы быть ближе к Солнцу во время молитвенного служения.
– Наш великий господин захотел подняться на коробе, – сказала девка. – Он не только учёный, он ещё и храбрец, каких поискать, но эти глупые люди отказали ему. – Мономатанка презрительно усмехнулась. – Они опасались, что прикосновение человека чужой веры осквернит священные короба и те больше не сумеют взлететь. Они полагают, будто Солнце принадлежит им в большей степени, чем кому-либо другому. Дай им волю, они плату начнут брать со всех, кто согревается его светом!
Тут Коренга смекнул наконец, чем объяснялось воинственное высокомерие служанки. Чернокожая любила своего господина. И готова была сжить со свету любого покусившегося на его благополучие и покой – будь то предводитель Солнечной веры или бездомный воришка.
Тикарам неожиданно покачал седой головой.
– Если верно то, о чём ты говоришь, – пробормотал он словно бы про себя, – ирезейцы на самом деле не много преуспели в науке полётов. Они лишь повторяют образцы, доставшиеся от предков, и не отваживаются от них отступать… Вряд ли славный Эврих почерпнул бы там нечто важное, пусть он сожалеет лишь о том, что не увидел Ирезей с облачной высоты! – И повернулся к Коренге: – А ты, коли хочешь совета, обрати внимание на хвост своей птицы. Ведь у корабля, скользящего по морской глади, есть не только паруса, но и руль…